В итоге намечается такая картина. Закончив передачу, Ковальская уехала в Аштаулу, поставила в пансионате автомобиль и отправилась завтракать. Подкрепилась и тут заметила внимание к себе со стороны лейтенанта Мякина. «Потерять», «забыть» или просто выбросить куда-либо опасную улику — «фотоаппарат» — в людной Аштауле слишком рискованно. Ковальская вынуждена была до поры до времени оставить его при себе. Увильнув от Мякина, она не уехала на автобусе, как мы допускали, а отправилась по береговой горной тропе для того, вероятно, чтобы прежде всего избавиться от улики, бросив «фотоаппарат» в ущелье или в море. И, может быть, именно бросая «фотоаппарат», — женщины не мастаки бросать, — она оступилась и упала.

— Всего вероятней это случайность. Следов борьбы на теле нет, а на самоубийство, да еще таким способом, эта особа вряд ли решилась бы. Да к тому у нее и особых причин еще не было, — пожал плечами капитан Кушнир.

— На самоубийство подобные особы, действительно, редко идут, — согласился Кузнецов. — Ну, что же, нам здесь делать больше нечего. Вы, товарищ капитан, распорядитесь насчет тела? Зыбь утихает, я думаю, лучше будет не тащить наверх, а принять его в шлюпку.

Выбравшись на тропу, он черкнул в блокноте несколько фраз, вырвал лист и вручил Егорьеву. Прочитав задание, тот с удивлением уставился на Кузнецова.

— Ясно? Выполняйте, — улыбнулся подполковник. — А чего вы сюда прикатили? — обратился он к дежурному офицеру.

— Вас догонял, да вот не захватил малость, товарищ подполковник. Только вы уехали — поступило спецсообщение…

Дежурный бросил на седло мотоцикла свои перчатки и, приблизившись к начальнику, тихо закончил:

— При странных обстоятельствах во время испытания в воздухе пропала «Голубая стрела» вместе с летчиком.

Кузнецов изменился в лице:

— Этого только и не хватало! Ну и денек!..

4. ПРОИСШЕСТВИЕ В ВОЗДУХЕ

Петров чувствовал себя в воздухе прекрасно, «Голубая стрела», как живая, понятливо и чутко отзывалась на каждое движение летчика.

«Голубая стрела» во всех отношениях показала себя отлично. В душе испытателя пели радость и гордость за коллектив замечательных специалистов, воплотивших в этой быстрорежущей небо металлической стреле свои мечты.

Огромное воздушное пространство над аэродромом было сегодня запретным для полетов всем самолетам, кроме «Голубой стрелы». Петрову незачем было поминутно осматриваться и наблюдать за воздухом. Он мог спокойно сосредоточиться на поведении машины, внимательно следить за приборами, что и делал, время от времени переговариваясь с землей, отвечая на вопросы членов комиссии или сообщая им свои впечатления и замечания насчет «Голубой стрелы».

Выписывая огромную восьмерку над сушей и морем, летчик с уважением поглядывал на укрепленный в кабине небольшой баллон с нарисованной на нем голубой стрелой: время полета для обычных машин этого типа уже истекло, а указатель расхода горючего свидетельствовал, что «Голубая стрела» сожгла всего одну пятую своей заправки!

Голубая стрела на баллоне не была случайностью. Ее изображение имелось на всех деталях, блоках и узлах — она удостоверяла принадлежность именно к этой модели самолета. Оберегая рождение машины от посторонних глаз, ее делали по частям в разных концах страны. Какой-либо завод получал «немой» чертеж, по которому изготовлял деталь, клеймил ее стрелой, ставил номер и отправлял по назначению. Таким образом, даже если на заводе таился враг, то он никак не мог узнать, для чего предназначалась эта деталь.

Из разных областей по воздуху, воде и суше эти детали и части свозились на Н-ский аэродром, где в большом приземистом камуфлированном здании особо доверенные специалисты собирали их воедино. Так была собрана «Голубая стрела», так заканчивалась сейчас сборкой «Голубая стрела-2» — самолет-дубль, облетывать который поручили капитану Сергею Сергееву. Новые машины были окрашены не простой, а экспериментальной краской, она пока еще не совсем скрывала самолет от всевидящего ока радиолокатора, но уже значительно ослабляла отражение импульса.

А «Голубая стрела» все летала и летала… «Замечательная машина— окончательно влюбился в нее Петров. — Эх, Наташенька, вот бы посмотрела, какой твой папка самулек оседлал!» — мысленно обратился он к дочурке, которая вместо «самолет» выговаривала «самулек» и рисовала папку обязательно верхом на фантастическом летательном аппарате, похожем на три сросшихся огурца.

Петров радировал на землю: «Машина ведет себя отлично. В технических возможностях и надежности ее уверен. Хочу пойти на высоту». После небольшой паузы (видимо, на аэродроме совещались), получив в ответ «добро» председателя комиссии, летчик включил кислородный аппарат и стал набирать высоту. С высотой Петров постепенно форсировал двигатели — скорость «Голубой стрелы» все возрастала.

Вдруг с самолетом что-то произошло: машину начало трясти — летчику показалось, будто кто-то рванул из его рук штурвал управления. Стиснув зубы, Петров вцепился в него обеими руками. В тревоге бросил взгляд на приборы: указатель скорости лихорадило на скорости звука и — ни туда ни сюда! Уяснив причину, Петров обеспокоился: выдержит ли «Голубая стрела» этакую трясучку? Ощущение было таким, словно безрессорную колымагу мчат по булыжникам ретивые кони — вот-вот оборвутся внутренности!

Напрягая все силы, Петров едва удерживал самолет в прямолинейном полете: машина стала упрямой, плохо слушалась рулей. На секунду сняв со штурвала одну руку, сбавил скорость, самолет успокоился. Петров выровнял его и повел на снижение. Выключив кислородный аппарат, он сдвинул со лба шлем вместе с влажным подшлемником и вытер рукавом лицо. Потом стал осматриваться.

И море и землю застилала дымка. Петров включил радиолокатор: заскользив по экрану панорамного индикатора, голубоватый луч стал вырисовывать контурную карту кромки берега. «Где же это я? Ага, над Малыми глубинами, как будто…»

Не будучи уверенным в точности мгновенной ориентировки, — он ведь был не здешним летчиком, — Петров задержал взгляд на экране радиолокатора. В этот момент «Голубая стрела», как раненая птица, содрогнулась и, накренясь, резко пошла вниз.

Капитан Петров не успел ни ощутить, ни осознать, что произошло — на мгновение он потерял сознание, а придя в себя, ужаснулся: вместо правой плоскости из тела самолета торчали какие-то металлические лохмотья! «Голубая стрела» стремительно и беспорядочно падала.

Голову стискивал какой-то обруч, в глазах плыли радужные круги. Превозмогая тупую апатию, летчик поставил ноги на «стремена» сиденья, рванул справа у бедра красный рычаг и…

«Голубая стрела» врезалась в воду прежде, чем Петров повис в воздухе на стропах. Как катапульта выбросила его вместе с сиденьем из машины, как он опустился на парашюте, — Петров помнил смутно. Окончательно он пришел в себя, когда оказался в воде. Спасательный жилет сработал безотказно. Подтянув за шкертик привязанную к поясу и автоматически уже надувшуюся лодочку, летчик влез в нее, выплескал воду и растянулся на яркооранжевом шелку, тщетно силясь сообразить, что же произошло с «Голубой стрелой».

Петров не видел, не знал, что на него со стороны солнца с большой высоты спикировал самолет молочно-белой окраски без опознавательных знаков. Выбросив в воздух тысячи листов металлизированной бумаги, хищник настиг «Голубую стрелу» и прицельно ударил по ней из пушки короткой очередью. «Голубая стрела» рухнула вниз.

Защищенный от радиолокаторов множеством танцующих в воздухе листов металлизированной бумаги, неизвестный летчик полетел по спирали, наблюдая за «Голубой стрелой». Приборы точно засекли место ее падения в воду. Воздушный пират, досадуя, что не может пользоваться микрофоном, торопливо выстучал ключом в эфир радиошифровку с точными координатами и ринулся прочь.

Воровски сбив над чужой территорией невооруженный самолет, неизвестный авиабандит стал спасать свою шкуру. Он понимал, что сию минуту здесь появятся советские истребители. Пользуясь защитой от радиолокаторов, пират рванулся не прямо к границе, а в сторону — параллельно ей. Расчет его был прост: немедленно умчаться из района места происшествия в неожиданном для погони направлении, а там уже проскочить границу и — поминай как звали!