— Весьма кстати. Нашли Петрова?

— Еще нет, товарищ адмирал. Нашли место, где упала в море машина…

— Машина, машина!.. Машину нам государство даст еще не одну. А кто вернет флоту летчика, семье — отца, партии — коммуниста? Плохо работаете, подполковник.

Зная, каким чувством продиктованы эти слова, Кузнецов не обиделся на них и поглядел прямо в глаза Кулагину. Поняв этот взгляд, адмирал остыл.

— Что случилось?

— Приехали с начальником морпогранотряда доложить и посоветоваться по одному вопросу, касающемуся Петрова, товарищ адмирал. Капитан первого ранга остался у входа — его не пропустили сюда.

— Пойдемте, — сказал Кулагин.

Адмирал, подполковник и капитан первого ранга остановились на бетонной дорожке близ сборочного цеха. Выслушав Кузнецова, Кулагин задумался.

— Вы уверены в этом, подполковник?

— Доказательств нет, но больше Петрову негде быть,

— Н-да, положение!.. — вздохнул адмирал. — На войне ради победы, ради спасения сотен и тысяч других жизней приходилось посылать подчиненных на смерть… Тяжело это было. А в мирное время погубить своего человека — вдесятеро тяжелее решиться. А решиться нужно во имя государственных интересов, во имя безопасности советских людей. Переложить тяжесть этого решения не на кого… Вы что, товарищ капитан? — громко окликнул Кулагин летчика Сергеева, вышедшего из сборочного помещения и беспокойно поглядывавшего в их сторону.

Капитан быстро подошел к адмиралу. Лицо летчика было серьезным и озабоченным. Он почти умоляюще посмотрел на Кулагина.

— Извините, товарищ адмирал. Чувствую, что подполковник о Петрове какую-то весть привез. А мы ведь… Скажите, что с Дмитрием?

— Понимаю, товарищ Сергеев… Вольно, вольно, — разрешил офицеру адмирал. — Вы хорошо знаете Петрова?

— Мы вместе воевали, товарищ адмирал.

— Ясно… — Кулагин подумал и спросил: — А скажите, как, по-вашему, вел бы себя Петров, если бы ему случилось попасть в плен?

— Он боролся бы, сколько хватило сил.

— Ну, а если бы это было безнадежным?

— Не знаю, товарищ адмирал. Во всяком случае живым Петров ни за что не сдался бы врагу — в этом я абсолютно уверен.

На лице летчика вдруг дрогнули мускулы.

— Товарищ адмирал! Неужели?..

Кулагин молча посмотрел на него и опустил голову.

— Распространяться об этом, мне думается, незачем. Ну, что ж, товарищи, как это ни тяжело, отменять приказ мы не имеем права.

Подполковник Кузнецов и капитан первого ранга невольно посмотрели на охваченного тревогой летчика.

Через поле к офицерам спешил радист. Молодое веснушчатое лицо его было возбужденным, ленточки бескозырки трепыхались на плече. Подбежав, он вытянулся перед адмиралом и с особым удовольствием отчеканил:

— Разрешите обратиться, товарищ адмирал? Вам личная радиограмма: в квадрате 62–47 пограничники накрыли пиратскую подводную лодку!..

Капитан Сергеев побледнел и медленно отошел в сторону. Его взгляд тоскливо устремился вдаль — туда, где простиралось невидимое отсюда море.

— Прощай, Митя, — прошептал летчик.

И словно в ответ ему прошелестел тихий вздох ветра. Над горизонтом багровело небо в отблесках зашедшего солнца.

11. ДЕНЬ ВТОРОЙ

Перехватив пиратскую подводную лодку, сторожевые корабли бомбили ее, не выпуская из советских вод. Дважды пыталась она проскочить в нейтральные воды и дважды терпела неудачу. Зато оба раза ее командир ухитрился вывести свой корабль из-под удара. Пират Османов был, видимо, опытным моряком.

Когда наступила ночь, враг снова рванулся к рубежу и опять был перехвачен пограничниками. Подводная лодка металась из стороны в сторону, уходила на глубину, маневрировала, как только умела, но оторваться от преследования не могла. Пограничный корабль кружился по морю над лодкой и бомбил, вспенивая водную гладь.

Положение пиратов стало критическим. Лодку швыряло взрывами, корпус дал течь, надстройка была повреждена, многие механизмы вышли из строя. Османов едва удерживал команду в повиновении. Наступал момент, когда боязнь за шкуру диктовала — всплыть и сдаться.

Османов бросил в игру свой последний козырь: выпустил за борт шумоложные аппараты. Они на какое-то время отвлекли, сбили с толку гидро-акустика на сторожевом корабле. Лодка моментально вильнула, и контакт с нею был потерян.

Над морем нависла ночь. В ее иссиня-черном мраке пограничные корабли с потушенными ходовыми огнями разыскивали и подкарауливали исчезнувшую лодку врага.

Шли часы, сменялись вахты, и вот уже зарозовел горизонт — начался новый день. Но ни на одном корабле так и не раздалась боевая тревога…

…В девять часов утра к дверям кабинета подполковника Кузнецова торопливым, неровным шагом подошел франтоватый молодой офицер с академическим ромбиком «ВВА» на морском кителе. Перед дверью он остановился, одернул китель и весьма деликатно постучал. Ответа не последовало. Заметив, что дверь неплотно закрыта, офицер чуть приоткрыл ее и заглянул в комнату, потом смелее просунул голову и лишь тогда увидел слева у окна невысокого бритоголового мужчину в холщовых штанах, сандалетах и украинской рубашке. Мужчина поливал из графина цветы на окне и мельком через плечо оглянулся на посетителя.

— Здравствуйте. Мне подполковника Кузнецова, — робко произнес офицер. — Он, видимо, еще не пришел?

— Здравствуйте. Нет, пришел. Подождите, — кивнул на стул мужчина.

Офицер сел. Мужчина закончил поливку, поставил графин, вытер платком руки и повернулся к посетителю.

— Инженер-лейтенант Дудник, если не ошибаюсь? Вы знаете, зачем я вас вызвал?

— Так точно. Никак нет, товарищ подполковник, — вскочил офицер.

— Сидите. Хотите сказать, что вы действительно Дудник, и не знаете, зачем вызваны, так я вас понял? — без улыбки уточнил Кузнецов.

Офицер смутился и подтвердил, что это именно так.

— Вы должны по-мочь нам кое в чем разобраться. — неторопливо продолжал подполковник. — Прошу вас быть откровенным. С кем вы вне службы водите компанию?

Дудник несколько удивился и пожал плечами.

— Да особенно, собственно, ни с кем.

— А не особенно?

— С Макаровым, пожалуй, дружу, товарищ подполковник, немного — с Горчеевым… Ну, еще с Киселевым иногда в шахматы играем…

— А из женщин?

Дудник беспокойно вскинул глаза на Кузнецова и неуверенно назвал три — четыре фамилии.

— Скажите, а где вы были позавчера вечером?

Офицер посмотрел куда-то в угол комнаты.

— Позавчера?.. Вечером?.. — он наморщил лоб. — Жене захотелось в кино, я пошел за билетами, нигде не мог купить и часика два просто погулял по городу.

— С кем?

— Ни с кем.

— И никого не встретили из знакомых?

— Н-нет, товарищ подполковник.

Светлые, окруженные морщинками глаза Кузнецова насмешливо прищурились:

— Вы правду говорите, Дудник?.. А вот из этих женщин вам ни с одной не приходилось быть знакомым?

Кузнецов достал из папки несколько фотографий и протянул их офицеру. Дудник посмотрел на портреты и вернул их обратно.

— Брюнетка работала буфетчицей в столовой нашей части. А других не знаю, — ответил он, стараясь не глядеть в лицо собеседнику.

Подполковник нахмурился и жестко спросил:

— Значит, не знаете?

Он нажал кнопку звонка, и в кабинете появилась Ковальская.

— Он? — указал на офицера Кузнецов.

— Он, — кивнула она в ответ.

По знаку подполковника Ковальская вышла.

Дудник взволнованно заерзал на стуле и, не дожидаясь вопроса, торопливо заговорил:

— Товарищ подполковник, не губите! Признаюсь: виноват. Но нельзя же так!.. Ну, обещал, обманул… Так что же она сама — маленькая, что ли! Надо же понимать, ей-богу!.. Честное слово, товарищ подполковник, я и не собирался от жены уходить! А это же так только, ну, понимаете… Очень прошу вас — не надо! Ну ее к черту! А то жена узнает, и ей обида и мне неприятности…

Взъерошенные брови Кузнецова поползли вверх. По правде говоря, он боялся, что услышит другое признание, а не слезливую мольбу запутавшегося волокиты. Нет, кроме пошленькой любовной интриги, с Ковальской Дудника, по видимому, не связывало ничто. Однако он все же виновен в разглашении секретных данных, и это не останется безнаказанным.